С неутоленных чувствов тоскуя, как пень тут сижу я -
Тянеть с мыканий горя изьвилину ф тонкую нить...
Самово я сибя, с той любьви мазохисьтясь, свежую -
До чиво ж тяжело абизьяне в неволе любить!
Вроде фсё как у фсех - мосталыга, грудя и печонка...
Зад топырицца томно, буйна и крупна голова...
Но абходить миня стороной, чертыхнувшысь, девчонка!
Ах, Марусечька, детка, ну што ж ты вот так неправа...
Ведь те плотють деньгу! И должно быть хватаеть на пряник...
И на мыльце для тельца, которо - предмет нашых грёз...
Чо ж ты с кислою рылой являишси к нам в обезьянник!
И, зьверея глазами, бармочиш чивой-то под нос...
И банана не в радось, и овощ... И каша перлова!
Тырють суки-сматрители наш абезьяний паёк...
Где ж тут груть распружынить, пацан, с етой пищи херовой -
Не дай бог заржавеить, заплесьнев без делу, боёк...
Небрежение женско абидой истошною ранить...
С самашедшей напруги бунтують гормоны в крови...
А Маруся с метлой, поубравшысь, на нас и не глянеть!
Блин, сойтить штоль с ума с абезьяньей нещщасной любьви?