Армейские байки- Прикольные стихи про армию- Смешные истории- Anatol- ХОХМОДРОМ

                                 Вечная «мерзлота» и как с нею бороться

                      Ох, как не сладко служить в стройбате. Каждый, у кого позвездастей погоны учит всему, чего и сам в жизни не пробовал.
                      Служил я при штабе в качестве художника, музыканта, библиотекарем – короче завклубом в одном лице. Когда руководство, куда-то слизнуло, прапор, любящий меня до глубины души, но наоборот, с великой радостью загнал меня на стройку.
Целых два дня я колдыбачился на «строительных» работах. В первый день он меня морозил в здании, где пока он отсутствовал, я храпел до посинения на тепловыделителе. А прапор только меня, но всё же захаживал проверять, пашу я или нет.
                      Откуда ему знать, что при его появлении вороны не только каркать, даже гадить отучались, и естественно он меня ловил, уже с какой-нибудь строительной, ручной техникой, которая я даже не знал, как и называется. Если в руках был мастерок, то при появлении прапора я шкрябал им пол.
                      Он, конечно пытался учить: «Мастерок тебе не кисточка на хреновине, им надо работать, а не мазать».
                «В руках художника и мастерок рисует, а сейчас я орнамент намечаю, как плитку буду по «художественному» класть»- отвечал я ему осипшим от храпа голосом.
                  Ни он, ни я не знали, что в этом месте плитки вообще не намечалось, потому и проходило.
                  Так весь день я полусонный пудрил ему мозги, но на следующий день, он меня решил попробовать уже на свежем воздухе, и с орудием посерьёзней мастерка. Прапор сам меня вывел на работы до «объекта», где кроме чистого поля я ничего не обнаружил.
Лицезреть мой Стахановский труд ему не посчастливилось, так как его смыло по вызову в сторону штаба.
                  Честно сказать, в его отсутствие, я к кирке только от интереса и притронулся. Копать канаву в мерзлоте - даже могилу таракану за смену не выдолбишь. Как киркой не усердствуй - больше горошины ни чего не отлупиться. Поэтому и махал больше руками, чем киркой. Махнуть успел всего раз десять. Три раза из любопытства и остальные по инерции.
                Вдруг сзади раздалась голосовая канонада: «Тоаищь солдат, с такими темпами мы ракету из загробной жизни только запустим. Смотри и учись как надо».
                  Схватив кирку, внезапно появившийся полковник размахнулся, будто хотел продырявить танк, и хлякнув по мерзлоте пытался отыскать, что отлетело. Ничего не обнаружив, он начал искать дырку, уверенный, что таковая должна быть не менее чем туннель, но опять - не получилось.
                   Следующий размах был приготовлен тоже для танка, но тяжёлого. Удар слышали, наверное и в штабе, думаю и Китайском, но найденный отделившийся от земли фрагмент был величиною с ту же горошину, которые я до этого и сам наковыривал.
                   Сняв папаху, полковник застучал киркой как пулемёт, но и это не углубило и не уширило место где должна была образоваться лунка.
                   «Тоаищь солдат, сколько Вам по норме сегодня копать под ракету?» - спросил он уже не громобойным голосом.
                   «Полтоа кубометра, тоаищь поковник» - тоже не напрягаясь буквами, ответил я, подхватывая из его рук кирку.
                   «Работайте тоаищь солдат, работайте» - удаляясь, он мысленно отсчитывал, в каком веке полетит ракета.
                     Замахав киркой, я в его сторону зарапортовался. Чем он дальше, тем ближе к взлёту: «Тоаищь полковник, мы полтора кубометра за полчаса выдадим, да я всю канаву один к вечеру замахорю, да блин на хрен ракету запускать, я так копану – утром прям до Вашингтона напрямки, ракету протолкнём».
                     Я бы ещё чё сказал, но мысли мои летели уже в сторону кровати.
                     Вечером вернулось начальство, и прапору дали конкретных физдюпилей. Тот полковник был проверяющим по политической части, и «Ленинская» комната, по причине прапорской ко мне старательности была лишена очередной газетной пропаганды.
                     Слава прапорам! Если бы не он, мне очередную ерундовину пришлось бы опять собственноручно мазать.
                   Кто считал до дембеля дни, а я считал выпущенные до дембеля и замучившие меня по самый пупок, не исключая и подмышки настенные тиражки.
                   Вот только зимой дембель отсчитывался другими шагами. Сортир был за двести метров, и дойти до ветра - по ветру, проще вообще не есть. Так что, раз сходил – в зависимости от пищеварения, до дембеля на несколько дней меньше!
                  Насчёт художества. Когда дембеля слямзили из «Ленинской» комнаты Военного Министра - Устинова, у политотдела образовался траур по причине завтрашней вышестоящей проверки.
                  Отыскать у дембеля в альбоме любимую фотку? Легче из брачной постели стырить невесту, ещё пока она не того. Так, что я и не искал.
                  Утром весь политотдел прибежал к вчерашней фото-дыре, и обнаружив высшее руководство на месте, хотели мне вручить медаль. Не знаю за храбрость или за дедуктивный метод, но когда почти под лупой убедились что это рисунок - медаль отменили, но и на том спасибо. Тем более я знал, если я выпью, а это хотите верьте хотите нет, точнёхонько как отбой – наступит точно, но досрочно, делали вид, что не видели, или просто ничего не делали. Так что учитесь рисовать.

                                                    Со строевой песней – по жизни

                      Наш военно-строительный батальон за разгильдяйство был на грани расформирования, и его спасало только то, что далеко не все грехи доходили до высшего руководства. И кого бы к нам не назначали, те сразу хватались за голову и потом за бутылку, без которой у нас служить ни у кого не получалось. Если по уставу служить - то не дожить до получки, в лучшем случае - прямое попадание обеспечено только в психушку.
                      Я призывался после двадцати лет, так что мне со стороны, ситуация в части очень была даже ясненькой. Если бы кто из высшего командного состава видели бы всё что у нас творилось, и если бы это были честные люди, то публично сожрали бы свои погоны, причём звёзды зажевали бы в первую очередь.
                        Как-то к нам засунули за какие-то грехи нового командира части, со звучной фамилией - Зверев. Выражение лица и его мимика были в близких родственных отношениях с его фамилией. Всегда горевшие глаза напоминали ночной взгляд хищника отряда кошачьих, так что мы ошибочно думали, что они сверкали по более близким и понятным нам причинам.
                        Не совсем присмотревшись к нашей «боевой» обстановке, он решился провести строевой смотр чуть ли не с Кремлёвским акцентом. Оружие, не считая офицерских пистолетов, мы видели только на картинках. Да и в учебном карантине стрельнуть не получилось, так как офицерский состав очень любил пострелять по консервным банкам, а пригубив последнюю рюмку не сосчитать сколько раз, наш общий боезапас транжирился ими полностью и за всех.
                         Так вот знали бы мы, что строевой смотр будет скоропостижно проведён, то обязательно бы вооружились лопатами, ну хотя бы вениками. А так мы выглядели как немецкие военнопленные, своим ходом дошедшие до Сибири. Подворотнички пришивались редко, пуговицы застёгивались обязательно не все, и верхний наряд был в полном соответствии, но со строительными работами, то есть кто в чём.
                         Нас всё таки построили, ну мы это ещё в школе научились, и глянув на наш бравый вид, которому позавидовал бы и Швейк, новый командир от потери дара речи пустил только слюну.
                         Очухавшись, он доказал, что речь его покинула не надолго. Заорав на всех, в том числе и на младший офицерский состав, он остановился только, по длительности, после третьего куплета. Голос его также соответствовал фамилии, но из-за избыточности децибел смысл речи нами не улавливался.
                      Ради спасения ушей мы шапки ушанки сразу усугубили на уши. Это его ещё более взбесило и, подойдя к солдату-строителю, у которого одно ухо шапки торчало выше другого, и шапка сидела чуть ли не задом наперёд, он в той же манере начал объяснять: «Товарищ рядовой, почему… да как… да без команды… . Что за вид на параде! Если я так буду перед тобой стоять», и для убедительности начал рвать за козырёк своей фуражки, натягивая с силой на великолепный по размерам лоб.
                         Наша швейная промышленность к военной технике отношения не имела, потому и была очень даже нормальной, но - по Советскому ГОСТу. Козырёк долго не сопротивлялся и, оторвавшись, повис на одном конце.
                         Дальше всё пошло как по маслу, в смысле как серпом по командирским яйцам. Приказав строем с песней от нас избавиться, он увидел такое, что даже у вытрезвительского состава такое бы не получилось. Стадо баранов, перебегавшее дорогу, по сравнению с нашим строевым шествием - на военный парад походило бы более. Если кто-то нарочно бы постарался наоборот – хуже бы, чем у нас всё равно бы не получилось.
                         Первая рота пела песню «Солнечный круг, небо вокруг», вторая – «Взвейтесь кострами синие очи», третья – «Крутится, вертится шар голубой», и последняя четвёртая что-то из репертуара Пугачёвой.
                         Что-что, а петь, как и пить мы умели. По громкости тоже не опростоволосились, жаль только, что в то Брежне - Устиновское время, других песен не существовало. Было бы в сегодняшние дни - у Шуры от популярности ещё один зуб в самоволку бы свалил.
                         Рождённым копать как-то не приспичило маршировать, но честно сказать, я бы не только строить, даже и ломать нам бы не доверил. А насчёт песни – это, пожалуйста. Пить в нашей части уже все умели, что и делали. Сомневаться же в пьющем человеке насчёт умения петь, хм…

                                                    Влезть – не слезть

                  Служил с нами Федя, кудесник по электронике, и так как он тоже попал в стройбат, его сразу же определили электриком. Фёдор был искусен не только по электронной части. Заснув, он мог конкурировать с находящимся в зимней спячке медведем.
                  Спал Фёдор по несколько суток подряд, даже не меняя бока, и мог спать в любом положении и в любом месте. Зароется как мышь в нору, и его после этого всей частью ищи, свищи, но просыпался он всегда только по собственному желанию.
                   Залезши в наволочку, мог притвориться подушкой, вместо запаски на грузовике мог хоть по кочкам, хоть по дну моря. Пока колесо не прохудится - не обнаружится, да и в пожарной бочке вместо храпа бульки умело издавал. Короче найти Фёдора если даже и с собакой, но без миноискателя – лучше вообще не дёргаться.
                  Нужен был Фёдор редко, но метко - в случае аварии, и потому этим своим казусом подводил многих, особенно меня, так как был моим другом и предназначенные ему шишки попадали чаще в меня. Ему на всех, когда он хотел спать, наложить крупным шрифтом, за что он извинялся, но после этого опять исчезал в спячке на трое суток.
                  По совместительству он работал музыкальным оператором в нашей военной почти рок группе. Если даже случались концерты, о которых он заранее знал, то всё равно пропускал потому что, заснув, не мог остановиться. Накручивая за него у аппаратуры ручки и включая музыкальные «примочки», мы в перерывах лазили по всем наволочкам, не забывая заглянуть и в смывной бачок.
                  Это нам надоело и на Фёдора из-за концертной части мы наехали.
                  На спящее привидение же наехать сами знаете, хоть на танке, и мы договорились с ним, чтоб он спал у нас на виду, на что и заключили с ним контракт.
                  Теперь Фёдор в летнее время спал по несколько суток у всех на виду - на столбе. Залезет на когтях на столб, привяжется, и со стороны выглядело, будто бы трудится.
                  В случае аварии, мы к Фёдорову столбу с двуручной пилой, на что он как ленивец, но в сторону земли реагировал. А если про него руководство спрашивало: «А чё его искать – вон он на столбе ещё до подъёма в смысле починки чего-то ковыряется». Или: «Второй день аварию правит, думаем и сегодня не управится».
                  Иногда он слезал со столба, подобно лемуру, но только для утоления голода. По-моему глаз даже для этой процедуры не открывал. Для других же надобностей, Фёдор столб тревожить не удосуживался.
                   Так что солдат спит - служба едет, это про Федю, но у него она пролетала день – за три.
                                     Исповедь с лопатой или всё в кучу

             Раньше эту тему затрагивали только в анекдотах, но время повернулось к голубым - передом, потому и разговоры про них вслух стали обычным делом.
               Голубая волна докатилась до строительной части, где я служил, и коснулась заместителя по хозяйственным вопросам, как оказалось и по голубым.
               Имея двоих детей и бравую военную выправку, вышеупомянутый майор со стороны выглядел обыкновенным натуралом. С нашей же стороны было виднее, а подвязанная женщинами к его кружке цветная ленточка, в спорном, интимном вопросе ставила неоспоримую точку.
               Столовая у нас была одна, и иногда солдатскую кухню пробовал и офицерский состав, причём лженатурал питался за отдельным столиком. Новый командир части, слухам не доверял, и первое время в столовой от его компании не отказывался.
             Наша часть была укомплектована личным составом вооружённым собственным оружием из Республики, которая сейчас сотрясает взрывами пол России.
             Чеченское ополчение носило при себе кинжалы, а двое умудрились призваться даже со своими дедовскими ружьями, с которыми не расстались и при демобилизации.
               Естественно все ключевые посты склад, магазин и столовая были подконтрольны только этому ополчению. Конечно же, вести продовольственный учёт - это не кинжалом махать, потому при сдаче склада обнаружилось, вернее не обнаружилось много чего вкусненького на кругленькую сумму размером с «Жигули».
             Продовольствие, в том числе и импортные колбасные консервированные изделия, были под пристальным вниманием хозяйственника, которое в этот раз ему изменило.
               Дембель не наводнение, его точно не остановишь, не остановил его и приёмо-сдаточный Акт, в котором оказалось, что на складе всё было чики-чики.
               О причине повлиявшей на складское соответствие мы гадали как на кофейной гуще. Разговоры же о неприличных фотографиях с пассивным участием майора подтвердились документально. Не знаю, какими Чеченскими гарантиями ласкали командирские уши, но одну фотографию мы лицезрели, и довыполняя Чеченский долг по этическим соображениям сожгли.
                После Чеченского дембеля, иго поменялось на неуставные отношения с зоновским уклоном. Теперь часть на треть состояла из бывших заключённых, при чём некоторые из лагерей освобождались дважды.
                Когда с экранов телевизоров командиры с лампасами, положив руку на библию и не сводя глаз с присяги, клятвенно заявляли об отсутствии в армии дедовства – это про нашу часть.
                Дедовством у нас не пахло, зато «паханству» могла позавидовать любая зона. Один из «паханов» оказался барабанщиком и играл в ансамбле, где я был основателем и руководителем.
                Вновь вылупившийся призывник мог смело послать деда или даже дембеля (конечно не каждого) по какой ни будь надобности.
                В части выявились старые и появились новые настоящие «петушки», попользоваться услугами которых, музыкальный пахан меня безуспешно, но постоянно уговаривал.
                «Толян, ну ты чё как не родной, если не хочешь даже на пол шишечки…, так покорми человека. Баба так не сумеет, глазки зажмуришь, и кайфуй» - и так далее в том же стиле, на ту же тему.
                   Женщины для меня святое и после них с мужиками, извините и позвольте удалиться.
                   Кроме голубых интересов, в части вырос до беспредельных размеров и интерес к зелёному змию, которого уже смело можно обозвать трёглавым, потому, что он перекусал абсолютно всех.
                  Такого пьянства я не видел ни в музыкальных кругах, ни в ресторанах, в которых я до армии работал и был хорошо о них осведомлён.
                   Почти каждый день отбой превращался во всеобщий запой. Пили все, всё и до упаду, потому утром будить нас в эти дни, редко кто осмеливался. Пьянка, обязательно перерастала в мордобой, который на кулачные бои смахивал только через закрытую дверь.
                   Сибиряки, а их было большинство, любили подраться чем-нибудь из первых попавших подручных средств – табуретки, тумбочки и т.п. Иногда в руки попадали и ломы, но за этим мы старались следить.
                   Один «шибыздик» к драке готовился основательно и задолго до встречи со стаканом. В казарме у него под полом имелся загашник, в котором он хоронил до случая кухонную тяпку.
                   О местонахождении загашника, к его счастью, было известно всем, и когда он после пьянки вламывался в казарму с индейским улюлюканьем и словами «Мастиии… Всех урою…», мы подглядывая из-за угла, хихикали как от «Смехопанорамы».
                   Индейский ниндзя силёнками не отличался и, не нащупав боевого оружия, «масть» свою менял полностью. Если уж слишком духарился и хватался за лом, табуретка его головку накрывала быстро, но надолго. Утром, проверяя свой тайник, он не удивлялся, что всё на месте.
                Экспонат мы возвращали своевременно. Уж лучше знать, где старый, чем догадываться о новом.
                     После «краснокожего», казарму накрывала вторая волна. Тоже с теми же словами, но тут уже летали табуретки. Иногда их полёты корректировал мой музыкальный «пахан». Это я наблюдал, когда по причине лишней рюмки спал не в штабе, а на соседней казарменной кровати.
                     «Я те щас урою. Волки позорные. Неприятельские масти вон там» - показывал он в противоположную от наших кроватей сторону, после чего табуретки концентрировано летели в другую часть казармы.
                     Чаще драки происходили между закадычными друзьями и заканчивались только после того, когда обе воюющие стороны уже не дышали. Утром из-за синяков узнавали друг друга с трудом, но до следующей попойки целовались основательно.
                      Мой «паханчик» как правило, в драке не участвовал: «Пусть молодежь слегка разомнётся».   Если это «слегка», то по-настоящему это как?
             Разборки устраивать ему приходилось часто, да и ко мне, как к старшему по возрасту, словно на «стрелку», тоже за советом захаживали.
                     Спрашивать, откуда брали при строительных складах спиртное, глупо. Думаю, если бы нам доверили устанавливать ракеты, то и они бы разошлись строго по таксе и не более чем литр – за штуку.
                     Примеры пьянства нам подавал почти весь офицерский состав. Если скажу, что дежурный по части, наклюкавшись, угонял «Уазик» и, доехав до дома, под окнами командира части, не в силах был из него выбраться. Или когда другой дежурный докладывает, что всё благополучно, в то время как всё крыльцо облёвано…
                     Я тоже бывало, дежурил по штабу с дежурным, который был нашим партнёром по преферансу. Карты он любил больше службы, и потому мы старались заступать на дежурство вместе.
                      К дежурству мы готовились основательно, с нас - закуска, с него - полный портфель за прошлый проигрыш. Проигрывал он постоянно и к выходу в отпуск, остался без отпускных и без мотороллера, про который он в мечтах постоянно плакался.
                      Мы не шулера и не звери, потому подписав с его помощью свои ведомости, мотороллером к отпуску обзавёстись помогли. Позже, по своей инициативе, он сам возместил нам ущерб, увеличивая наши строительные наряды, и помог нам с нашего счёта обзавестись и наличностью.
                      В дежурство и нашей «пульке» никто по спиртному не пасовал, и к утру, мы «мизер» да и просто «шесть пик» объявляли пением.
                      «Харчи», извините, на крыльцо мы не складывали, но на глаза начальству старались не попадаться. Если шефу вдруг приспичивало со мной встретиться, то на крайняк был приготовлен другой дежурный, для которого дежурство потом превращалось в праздник.
Если у главного командира возникал вопрос о смене, что бывало очень редко, то ответ, что я на задании по политической линии, его устраивал. «Политическую» же линию, я исповедовал свою, и потому моя служба проходила интереснее, а точнее намного веселее, чем планировалось военным руководством.

                                                 От вины не отрекаюсь
                                                          Но поверьте, каюсь, каюсь

                      Мои по армии и преферансу «кенты», назывались как и я «торчками» (т.е. лодыри), потому что, один был заведующий складом, второй – столовой.
                      На складе имелись заначки в виде фляг, из которых разносились ароматы браги. Сами мы её редко употребляли, но угостить чайничком «умирающих» дело святое, и парочка сорокалитровых фляг мутного и игристого, это как фуражки на параде.
                      Обзавестись продуктами питания при нашем законодательстве, плёвое дело.
Все законы тогда, как и сейчас, пишутся обязательно под кого-то, или за чем-то, но всё равно для кого-то. Пишутся они так, что понять суть, и воспользоваться ими можно было только тому, кто писал или для кого писали.
                      Мудрили их не для нас, и дойти до их сути пришлось самостоятельно. Продовольственная армейская программа имела кучу инструкций, воспользовавшись которыми, можно было превратить десяток яиц - в несколько ящиков тушенки. Я немного утрирую, но не шучу. Путём замены мяса на яйца, затем на сгущенное молоко, тушенку да хоть капусту и так заменяя по инструкции продукты по кругу, обнаруживаешь на складе всего чего менял, но вдвое больше. И солдаты, и офицеры сыты, но куда девать все излишки.
                     Самое страшное для кладовщика это не недостача, а излишки. Недостачу могут заставить покрыть, а излишки это страшнее, потому что они могут образоваться только недовыдачей, то есть недокорма солдат.
                     Интересно, что для столовой выдавали продуктов больше, чем следовало, и пайки офицеры часто уговаривали увеличить, в чём тоже редко отказывали. Так что армейское законотворчество даже в масштабе части – Клондайк.
Замена продуктов позволяла получать на склад продуктов намного больше, чем требовалось по прошлой калькуляции. Выдавалось для питания по калькуляции старой - потому на складе образовывались излишки и все сыты и у всех нос в махорке.
                   Доходило до того, что обнаруживались излишки не интересных для нас продуктов. Поменять в тех краях «Скумбрию натуральную с добавлением масла» на спиртное, легче её самому вместе с тарой слопать.
                     В советское время во всех магазинах страны она была желанным, но не дефицитным товаром так, как стоила дорого (семьдесят восемь копеек).
                   Прелести меняльной процедуры были известны видимо не только нам и от скумбрии наши клиенты шарахались и задарма. Съесть же более десяти ящиков по сорок девять банок в каждом, дело слишком хитрое, а для нас и вовсе безнадёжное.
                     Сначала мы потихоньку увеличили отпуск продуктов в столовую, потом «скумбрию» просто раздавали. Когда территория части замелькала консервными банками так, что у кого-то мог возникнуть нежелательный вопрос, решили от данного излишка избавиться другим путём.
Теперь в местной речке появилась и морская живность. Скумбрия в количестве семи ящиков поплыла по дну и могла размножиться.
Подумать только, что в целой армии можно было заменой продуктов наворотить. Калории инфляции не подлежат, а хитро-мудрые инструкции менять - всё равно, что самого себя налогом обкладывать, потому я уверен, что махинации продолжаются. Чтобы количество солдат и прилагающиеся к ним пайки не уменьшалось, борьба за призывников идёт с размахом и на «совесть».
Имеется ещё одна актуальная версия борьбы за призыв. Чем больше призывают, тем больше отсрочек, а бесплатно у нас можно только в армию загреметь.
Если бы мне доверили сокращение армейских штатов, в своей части я бы оставил только одного, кого случайно увидел на его родине в городе Львове. Тогда я к нему из-за кончины командировочных денег подойти постеснялся, отчего пишу и краснею. Краснею не от пустых карманов, а от своей глупой стеснительности. Ведь он меня как мне показалось, заметил.
По его понятиям младший по званию должен подойти первым. Что бы он подумал, если бы узнал, что его бывший солдат, недавно отказался от министерской полковничьей должности, до которой ему ещё трубить, да трубить.
                     Появившаяся у него на погонах майорская звезда, позволила бы ему угостить меня парой рюмок, но халява по моей постыдной глупости обломилась.
                      Заместитель же вышеописанного моего кумира по пьяне чуть меня не застрелил. Сначала он прильнул ствол своей «ТэТэшки» мне в глаз и ругал меня за то «что я курил ещё с гражданки», потом пытался засунуть мне в рот ствол пистолета и обиделся, что мой рот гостеприимством не отличается, причём пистолет он взвёл при мне заранее. Оба командира были родом и национальностью с Украины, потому пословица – «В семье - не без урода» - я убедился с национальностями не считается.
                      Не думайте, что я стараюсь опорочить армию. Описываю, пусть и отрицательные, но только факты.
                      А то, что я видел в соседней ракетной части, где не пили, а «балдели» от дедовщины, - лучше писать про наше пьянство! Так что хотите - не верьте, но это быль!