Зажрался Володимир, зажрался,
С богатырями переругался;
Послушал бояр толстопузых:
Они, мол, богатыри, в обузу.
Они, мол, что палка о двух концах:
Сегодня послушны, а завтра — в отцах.
С ними всегда неспокойна жизнь —
Двумя руками за шапку держись.
Мягкая власть — слабая власть,
Быстро поможет шапке упасть.
Народу отец ты, а мы ему мать,
Нам ли опасность отчизне не знать.
И победила словесная слизь.
Богатыри кто куда разбрелись,
Ильюшу Муромца запёрли в подвал,
Чтобы там с крысами попировал.
Дверь каменюгой здоровой приперли
(Чтобы такой застрял в ихнем горле).
Камень он мог бы свернуть без труда, —
Из принципа не ушел никуда:
Обида ударила богатыря,
Служил он честно, да видно зря.
Только и сделал, что правду сказал,
Правду сказал — себя наказал.
Сказал, что есть хари в нашей стране,
Вонючей портянки вонючей вдвойне,
Которым бы деньги пошире рвануть,
Оглобли в чужие края повернуть.
Ильюшу и люди и Бог простит.
Пусть Русь охраняет, кто сладко льстит,
Кто может пушинку умело снять,
Для туалета бумажку помять.
Случилась беда. Кочевые народцы
С Киевской Русью пришли побороться.
Ратью ползут, земля копошится,
Кто с этой сворой сразится решится?
Главный Боярин сказал: «Не беда,
Сам я отправлюсь к хану тогда.
С силою он гад, а с хитростью — мы.
Ловятся в сети любые сомы.
Я перессорю их гадов шутя,
Головы тыквами полетят».
Свиту собрали, боярин смылся,
И никогда уже не воротился;
Маму забыл, родину, веру, —
Жжет теперь ихнему идолу серу,
Морда красна — кирпич кирпичом,
Стал у них самым большим толмачом.
Чинуши помельче, беду узря,
Не стали судьбу испытывать зря —
Построили заговор — князя свалить,
Князя свалить — себя обелить;
Ворота открыть, хана с хлебом встретить,
Измену затем доброй пьянкой отметить.
Как Володомир пресек эту блуду,
Знать я не знаю и врать вам не буду,
Жизнь стала хуже хреновины с перцем,
Киев бери и сдавай иноверцам.
Много ли надо? Блин, покорись,
Пред ясные очи Ильюши явись:
Так, мол, и так, — ошибочка вышла,
Твари смутили, в ухо им дышло;
Иди, мол, Илья, Киев спасай,
Черную силу под ноги бросай,
Больше тебя никогда не обижу,
Лучший ты друг, теперь только вижу.
Прости, дорогой, и вот что скажу,
Тебя я по княжески награжу»
Разве Владимир с повинной пойдет!
Альтернативы он не найдет?
Альтернатива — невдалеке,
Васька Бугай сидит в кабаке,
Силой дурной не уступит Илье,
Но утопает в зелёном-зелье.
Пойди-ка пропойцу уговори,
После и золотом задари.
Васька Бугай один дюж остался,
Всё потому что, как торф насосался:
Бочку спиртного один забутил,
В сон, в самый дальний уезд укатил.
Владимир пришел, видит картину —
Балдою крещенного в усмерть детину,
Колодой лежащего в луже ссанья,
С пастью раскрытой как полынья.
Князь ковырнул его в зад колошей:
«Васенька, друг мой, приятель хороший,
Встань, мое золотце, глазки протри,
Нечисть на стены лезет, смотри,
Ты мне оставлен надеждой один...»
Только напрасно будил господин.
Даже бы если пьянь оклемалась —
На опохмелье лишь сил и осталось.
Сел Володимир, подумал: «Кранты!
Остался Илья, подкузьмили скоты.
Придется унизиться иль умирать,
Надо из ямы его вынимать».
Катит к подвалу, а Муромец сам,
Не прибегая к иным чудесам,
Рученькой белой выставил дверь
И с укоризною смотрит теперь,
Бывшему другу гремит не тепло:
«Что, разлюбезный, видать припекло?
Льстивым дружкам знать бой не знаком,
Трудно выиграть языком?»
Взял он балду весом сто пуд,
Кою не сдвинуть толпище зануд,
Нечисть отпетую разогнал.
Всё, дорогие, на этом финал.