Неоконченный сценарий одноактного фарса «Дикий кабан»
(для новогоднего корпоратива Хохмодрома)
Персонажи и клоуны:
Судья Федор Иванович - Федуард, зоил-классик Хохмодрома, проклявший московских отщепенцев
Кабан Боря – Стасюлевич, откровенно слабый поэт Хохмодрома.
Енот-потаскун – Олегыч, поэт Хохмодрома, заслуженный строитель Красносельского района
Гадюка Эмма – без комментариев
Спасатель Игорь – Кекс, противно поющий поэт Хохмодрома с гипертрофированным самомнением
Питон Гоша – В Рот Компот, бесстрашный поэт Хохмодрома и просто бабник
Глас народа – зарегистрированные графоманы Хохмодрома, местные жители
Автор – дважды лауреат квартальной премии.
Преамбула: Широкий экран телевизора. Диктор 5-го телеканала с удивлением читает новости:Санкт-Петербург, 13 августа (http://www.rosbalt.ru/piter/2015/08/13/1429177.html) В Приморском районе Северной столицы местные жители обнаружили дикого кабана, упавшего в тепловую камеру…Кабан был весом порядка 100 кг, довольно агрессивный. Он грыз бетон и железо, и даже сломал себе клык… «Он паниковал и часто дышал. Ему принесли воды, полили, дали попить. Животное упитанное, значит, проблем с питанием нет, и оно не могло прийти к людям в поисках еды. Его отпустили в лес», — заявил спасатель. По его словам, кабана прозвали Борей. «Надо было как-то с ним разговаривать, пока он переживал. Мы его так и звали — Боря, Борюня»...Это уже не первый необычный случай с животными в Петербурге. Так, в феврале, в строительной компании города нашли енота, упавшего с потолка…В июне в результате укуса питона в собственной квартире скончалась женщина…В июле в одном из ресторанов на проспекте Ветеранов нашли беременную гадюку. Животное было сильно израненным. Ее вылечили и отпустили в лес…
Сцена 1: Зал суда Кронштадтского района. Сквозь грязно-синие гардины пробиваются слабые лучи заходящего солнца. Перед судьей, на общей деревянной скамье, сидят Кабан, Енот и Питон. Левая нога Кабана сине-опухшая. На ногах шлепанцы. Енот в рыжей каске. Упитанный Питон барственно развалился на пол скамьи. В углу зала шумно и нетерпеливо ерзает Спасатель. Судья лениво листает «Справочник агронома», периодически засыпает и просыпается от своего храпа. Из старенького репродуктора звучит Вагнер «Воплощение Ада и Рая».
КАБАН (подергивая левой ногой):
Гражданин судья, всё врут падлюки.
Я не грыз бетон, ломая клык.
Началось всё с бешеной гадюки
В ресторане «Бежище сквалыг»…
ЕНОТ (шепотом в сторону Питона):
…Раньше. В феврале. На двадцать третье.
Мы в прорабской пили самогон.
Ты пришел ко мне с какой-то плетью,
Нёс малЯршам розовый страпон.
…Я такого не видАл ни разу,
(Меньше поразил меня стройбат)
Нахрена ты привязал к КАМАЗу
Крановщицу? Гад ты, Гоша. Гад.
А зачем подсыпал двум таджикам
Конский возбудитель и гашиш?
Бегали за мной с гортанным криком,
Требуя любви за свой бакшиш…
КАБАН (продолжая):
Я добропочтенный член семейства,
Но в тот день, устав от всех забот,
Оскверненный жизни лицедейством,
Пил с Питоном клюквенный компот.
Обсуждали тихо про Мистрали,
Сколько там в лошадках будет сил,
Вдруг в кабак зашли четыре крали:
Мы им сигаретки – Гран мерси…
В углу зала упала гитара. Протяжной соль-бемолью лопнула струна. Судья проснулся и строго посмотрел на Спасателя. Из репродуктора полились звуки «Ромео и Джульета» Чайковского.
ПИТОН (небрежно, мягким баритоном):
Нас учили в школе, мама папу:
Если дама просит ей помочь,
Приложи все силы и в Анапу
Ты должОн принцессу отволочь.
Но их было четверо, святейший,
Две себе, конечно, забирал.
Боря отказался. Трус подлейший.
(А еще кричал, что адмирал)…
В углу тяжелым «до» лопнула вторая струна. Спасатель Игорь застонал. Кабан Боря обиженно отворачивается.
ПИТОН (выдержав длинную паузу, продолжает):
Вызвали Енота. Безотказный.
(В прошлый раз такое вытворял:
Маленький, но, словно бык трёхфазный,
В стойло нам учётчиц загонял…)
Я отвлекся. Извините, сударь.
Вроде, всё сложилось. Все в цветах.
…Вдруг Кабан Борис и рыжий ухарь
Разговор ведут о «чудесах».
Мол, народ, что Крым просрали сами,
Всё вернёт до самых до Курил,
А кацапов с красными трусами
Всех отправит трахать гамадрил.
Боря он психованный немного,
Прослужил в каких-то там войсках,
Протрезвел от клюквы и миноги
Рыжему размазал на губах.
Но взвилась над Борей Эмма-сука,
По пути кусая за бока…
Кто такая Эмма? Так - гадюка,
Двадцать лет «сосала» у полка…
Сцена 2: Зал суда Кронштадтского района. Перед судьей, переминаясь с ноги на ногу (в туалет он не успел сходить), стоит Спасатель Игорь. За его спиной, на грязной бельевой веревке, висит гитара с четырьмя струнами, на которой выцарапано гвоздём: «Не забуду учителя русского языка», чуть ниже «Катя», «Ораниенбаум+Карелия» и две чеховские чайки. Из репродуктора слышна песня в исполнение Иосифа Кобзона.
СУДЬЯ (зевая)
С благословения российского закона,
Дейтерия и прочих высших сил,
Поведайте спокойно, без жаргона,
Что видели и кто же укусил?
СПАСАТЕЛЬ (раскачиваясь, как Стиви Уандер, голосом Павла Борисовича Луспекаева):
Ваше благородие, господин судья!
Для кого Вы менее, а менЕ родня.
Двадцать граммов капну и начну с того,
Что пред Вами гений и кумир всех скво.
В тот злосчастный вечер я писал шедевр,
Но судьба-паскуда сделала маневр.
Вызвали, приехал: мечется Кабан,
Рядом литр водки и пустой стакан....
АВТОР (спортивные брюки “Большевичка”, пиджак от Бриони, на голове бескозырка “Балтийский флот”):
Здесь прервусь.
Напуган дерзостью своей
И налью армянский. Дай же, Бог, идей.
Я сегодня ночью выпущу их в "свет",
Не ругайся строго мрачный стиховед.
Это не попытка Пушкина достичь,
И не новогодний, для застолья, спич.
Это, лишь, желанье рассмешить коллег,
От рутины серой временный побег.
Рву у попугая из хвоста перо.
Поздно отступаться. Конь стучит в ребро.
Если ты не бросил до сих пор читать,
Я продолжу...Танька, где моя тетрадь?
Как сожгла? О, Боже!... Гоголь в дверь стучит:
“Передал мне Лёха - ты плохой пиит,
Русский с малорусским путаешь всегда,
С удареньем, сударь, у тебя беда ,
А смешные, Автор, только те грошИ,
Что в твоём кармане...Лучше не пиши...”
------------------------------------------------
Закрывал фарватер утренний туман,
Из башки подвытек глупости дурман.
Есть ли здесь поэты? Допишите труд,
А не то потомки наши не поймут...