Лежебоково...- Смешные истории- Александр Кукушкин- ХОХМОДРОМ

Был я в 1982 году в студенческом стройотряде в Ивановской области. Деревня, где мы жили, называлась Лежебоково. Серьёзно! Там вообще масса деревень имела прикольные названия. Кроме Лежебоково, кстати, была ещё деревня Безделово. И в той, и в другой, видать, испокон веков жили одни трудоголики.
Несколько тамошних деревень я объединил по названиям в разные группы. Думаю, вы поймёте, по каким признакам это было сделано.
Итак, в группу №1 (несколько обонятельно-гигиенического характера) вошли следующие селения: Плешаково, Вшивково, Вонявино и Душино. При выборе названия двух последних, наверняка, учитывалась роза ветров.
Вторая группа тоже была хороша: Хмелеватово, Косяково и Хахалиха. Понятно – ЧТО там выращивали и КАК проводили свободное время.
А замыкала список славная группа из населённых пунктов: Стрелка, Бакланиха, Утюгово, Четвертинино и, наконец, Раздирашки.
Особняком стояла деревушка с отважным зоофилическим названием Волкопялово. Страшно даже представить, каким образом проявляли там свою молодецкую удаль местные жители-храбрецы… Или им женской ласки не хватало?...
К ней можно было бы примкнуть, пожалуй, ещё деревню Н****ино. Так и подмывало или первую букву стереть, или вторую «е» добавить… Чтобы волки, проходя через неё стаей к Волкопялову, расслабились и нюх потеряли… А там – бац, и засада! ВОЛКОПЯЛОВО!
Но это я несколько отвлёкся. А рассказать хотелось о просто-таки былинном могуществе русского языка, с помощью которого, всего лишь двумя фразами, можно так описать целую жизненную историю, что и добавить-то будет нечего! Незабываемый урок подобного мастерства я получил именно там, в Ивановской области, много лет назад.
Так вот, наш стройотряд был расквартирован в Лежебоково, а ближайшая к ней деревня, уже упомянутая выше Раздирашки, находилась от неё в семи километрах. Их соединяла одна, довольно широкая, просёлочная дорога. Единственная достопримечательность на два этих населённых пункта – баня в Раздирашках. И всё! Из Лежебоково по этой дороге можно было попасть только в Раздирашки, ну, а из Раздирашек, соответственно, – только в Лежебоково.
Нас было семеро студентов. Домик, где мы жили, стоял на окраине, метрах в трёхстах от крайнего дома деревни и метрах в тридцати от дороги, соединяющей Лежебоково и Раздирашки. После работы, по вечерам, мы разводили костёр, готовили на нём ужин в ведре (причудливую смесь супа и второго из грибов, тушёнки, картошки, рыбы, макарон и колбасы) и попивали купленный загодя кофейный ликёр – страшный дефицит по тем временам, который лежебоковцы, к счастью, игнорировали, предпочитая убойный самогон.
Короче, вот так, под ликёрчик, с неспешными разговорами «за жисть», с песнями Высоцкого под гитару, каждый вечер мы сидели допоздна, пока сон не начинал брать верх.
Был тёплый сентябрьский вечер, точнее, ночь уже. Мы, как обычно, сидели с гитарой, костерок уже догорал, от ликёра клонило в сон, как вдруг, с той стороны дороги, которая вела в Раздирашки, донёсся звук приближающегося мотоцикла, и ночную темноту прорезал прыгающий свет его фары. Что за нужда погнала кого-то, на ночь глядя, в нашу сторону? По тому, как свет фары скакал и резко менял направление, стало понятно, что водитель чуть-чуть выпил. И, скорее всего, не ликёра.
А несколько секунд спустя из Лежебоково раздался такой же мотоциклетный треск, и запрыгал подобный свет. Какой-то, тоже, видимо, нетрезвый полуночник, отправился в сторону Раздирашек! А куда ж ещё? Дорога-то одна!
Ситуация сама по себе была уже прикольная. Нам как-то заранее стало весело, мы встрепенулись и стали гадать – чего ради эти ухари рассекают впотьмах? Куда и зачем они понеслись?
И вот они едут навстречу друг другу по одной-единственной дороге. Трещат на всю округу своими драндулетами, машут фарами в ночи, сближаются и, как раз напротив нас, ВРЕЗАЮТСЯ!!! Как они смогли не заметить друг друга? Как умудрились не разъехаться, будучи одни на широкой дороге? Как вообще всё это могло произойти?
Короче, повалились они вместе со своей техникой на землю, потом встали, поорали друг на друга и подошли к нашему костру. Посидели, молча, минут пять, погрелись, не переставая мутным мозгом анализировать случившееся. И вот тут-то и случился тот самый мастер-класс русского языка, о котором я хотел рассказать!
Один из участников этой потешной аварии оторвал взгляд от огня, задумчиво уставился на другого и, разводя руками, беззлобно изрёк:
— Вот, ёп-п мать…
Второй поглядел на него, подумал минуту и, подводя итог общим мыслям, устало и как-то мудро произнёс:
— Вот и х&й-от…
Больше они не сказали ничего. Встали, пошли к своим машинам, разняли их и разъехались. Без всяких стрелок, разборок, драк, ГАИ…
И от этих двух фраз, от того, КАК они были сказаны, вся их жизнь несуразная пронеслась перед нами.
С одной баней на две деревни. С автолавкой, приезжающей через два дня на третий. С удобствами во дворе. С тяжёлым крестьянским трудом. С тощими колхозными коровами. С шитой-перешитой, линялой армейской одеждой, с кирзачами пудовыми. С неурядицами семейными и единственной радостью – напиться и понестись заполночь, куда глаза глядят…
Вся их (и наша, в общем-то) беспросветная жизнь, которую гарантировало наше государство, уложилась в эти две короткие фразы:
— Вот, ёп-п мать…
— Вот и х&й-от…